Здавалося б, двоє євреїв, та ще й земляки, повинні б традиційно завжди тягнути руку один за одного. Але ж – ні! Коли йдеться про особисту владу, то представники усіх націй однаковісінькі.
Двоє земляків – Троцький і Зінов’єв – дуже схожі на розлючених півнів, які у бійці, ще за життя Леніна, ділячи владу над курником, готові були до смерті заклювати один одного. Власне, так і сталося, але змагання виграв третій півень, спочатку вибравши позицію поза рингом.
Усі вербували собі прибічників. Підбирали все, що траплялося. Навіть Луначарського з такою ленінською характеристикою: «Скажу прямо – это совершенно грязный тип, кутила, выпивоха и развратник, на Бога поглядывает, а по земле пошаривает, моральный альфонс, а впрочем, черт его знает, может быть, не только моральный». Те сказане після якогось «гомерического пьянства» Луначарського в Брюсселі, коли під ранок довелось везти додому «грязного, пьяного, скверно ругавшегося и все время лезшего в драку, бившего посуду…».
Троцький, заручившись словом Леніна, запропонував дебоширу просвітницьку діяльність. Бо той чудово підходив для виховання бійців безсловесних «трудових армій». Була у Давидовича така фішка – «трудові армії».
Овсійович не забарився також і зразу ж підсунув Луначарському, котрий сам визнавав, що «думає тільки тоді, коли говорить», заступницю-чекістку Яковлєву з аналогічною освітою і садистичними звичками. Звісно, що в таких «педагогів» і випускники всіляких «університетів червоної професури», подолавши тримісячні агітаційні курси, отримували знання відповідного рівня і автоматично ставали «проффесорами» та «докторами Кивами».
Ленін, позуючи в 1921 році художнику Юрію Аннєнкову для портрета на радянських банкнотах, пояснював: «Наш лозунг «ликвидировать неграмотность» отнюдь не следует толковать как стремление к нарождению новой интеллигенции. «Ликвидировать неграмотность» следует лишь для того, чтобы каждый крестьянин, каждый рабочий мог самостоятельно, без чужой помощи читать наши декреты, приказы, воззвания. Цель вполне практическая. Только и всего».
І ось 21 січня 1924 року, зразу по закінченню чергової партконференції, Ленін склав руки. Тим самим руки Зінов’єва розв’язалися. Він з Каменєвим, за відсутності Троцького в Москві, зібрали пленум, на якому розкритикували роботу очоленого Троцьким наркомату з воєнних і морських справ (Наркомвоєнмор), створивши спецкомісію для його перевірки. До складу увійшли антитроцькісти Фрунзе, Уншліхт, Лашевич, Ворошилов. Туди ж включили і Андреєва, члена ЦК та оргбюро, недавнього троцькіста, котрого зінов’євці переманили на свій бік. Ще один перебіжчик Бубнов очолив політуправління Червоної Армии із завданням провести масштабну чистку серед комісарів, вигнавши троцькістів. Головою Раднаркому утвердили Олексія Рикова – досить скромного і майже порядного чоловіка, єдиним недоліком якого був тяжкий алкоголізм.
Про нього говорили: «В то время, когда громадное большинство советских деятелей, не стесняясь пользоваться своим привилегированным положением, утопали и утопают в роскоши и обжорстве, Рыков, страдая многими болезнями, просто недоедает». Його й поставили на ключовой пост глави уряду, де покійний Ленін хотів бачити Троцького. При цьому найважливіші наркомати – воєнний, шляхів сполучения, продовольства, ВСНХ та інші – підпорядкували Каменєву як новому голові СТО (Рада Труда і Оборони). А той Каменєв із Зінов’євим – як нитка з голкою. Далі вже Сталін, укріпивши свої позиції, прибере покладистого Рикова і з поста, і з життя, ніби злісного ненависника радянської влади.
До Раднаркому Риков стояв на чолі ВСНХ (рос. – Высший совет народного хозяйства), і тепер звільнена посада сприймалася як хабар Дзержинському за підтримку Зінов’єва проти Троцького. Фактично ж його тим відволікали від керівництва ОГПУ, щоб там реальним керівником став зговірливий Менжинський.
На початок лютого Воєнна комісія підготувала доповідь, що визнала роботу Наркомвоєнмора незадовільною, Червону Армію небоєздатною, а винен в тому заступник Троцького Ефраїм Склянський. Ось що пише з цього приводу Сергій Циркун у книзі «Секретная предыстория 1937 года», посилаючись на спогади Бориса Бажанова та інших сучасників: «Врач с университетским образованием, он оказался в составе Реввоенсовета по протекции Свердлова, но благодаря своей распорядительности в дальнейшем стал очень близок к Троцкому, вследствие чего его ненавидел Зиновьев. При Троцком Склянский чувствовал себя вполне уверенно; он имел три семьи и для своего удобства предоставил им в разных этажах «Метрополя» три роскошные апартаменты. Теперь из него сделали, что называется, козла отпущения. Хотя он с цифрами и фактами в руках опроверг практически все возводимые на него обвинения, из выступлений членов ЦК стало ясно, что истина и справедливость предъявленных обвинений здесь никого не интересуют, в действительности обсуждение направлено против Троцкого и его сторонников в целом, а в данном случае — на устранение Склянского, и выслушивать его никто не собирается. Прямо высказал эту мысль, к примеру, Залуцкий: «Тов. Бубнову и каждому начальнику ПУРа придется поставить вопрос о том, чтобы они не кокетничали ни с какой оппозицией. Ваша задача работать в Красной Армии и вести твердо линию большинства ЦК…» Тем более никто не собирался принимать во внимание, что Склянский всего несколько месяцев назад был награжден орденом Красного Знамени: это не помешало обвинить его в полном «разложении» Красной Армии. 11 марта Склянского сняли со всех постов, вывели из состава Совета труда и обороны и затем назначили его управляющим трестом «Моссукно». Вместо Склянского первым заместителем Троцкого становится М. Фрунзе. Теперь с опасениями по поводу диктатуры Троцкого покончено. Формально Троцкий еще оставался членом Политбюро, наркомвоенмором и председателем Реввоенсовета. Но фактически он везде в изоляции (только в ЦК у него пока остается небольшая группа сторонников вроде Пятакова). Первым лицом в СССР стал Зиновьев. Член ЦК с 1907 г., он считался старым революционером, хотя в действительности из трусости ни в одной из трех русских революций не участвовал».
Життя Склянського перервалося аж у Сполучених Штатах, куди він поїхав торговим представником – він втопився в озері за підозріло загадкових обставин.
Далі про переплетіння в московському владному серпантарії за книгою Циркуна: «При подготовке к XIII съезду Зиновьев и Каменев собрали экстренный Пленум ЦК, на котором без всякого обсуждения, преодолев противодействие Троцкого, добились решения о том, чтобы не только не исполнять выраженного Лениным в «Письме к съезду» предложения сместить Сталина с поста Генерального секретаря ЦК, но и не оглашать это письмо перед съездом и тем более не публиковать его: Сталин нужен им как опытный помощник в деле обеспечения большинства на съездах и конференциях. И он вполне оправдал их расчеты: даже члены ЦК из числа троцкистов (Радек, Раковский, Пятаков) оказались допущены на съезд лишь с совещательным голосом. Итоги съезда оказались в целом предсказуемы; троцкизм был осужден как «мелкобуржуазный уклон», наиболее плодовитый и говорливый последователь Троцкого Радек выведен из состава ЦК, Сталин сохранил пост Генерального секретаря ЦК. Съездом были приняты и другие решения, направленные на постепенное сворачивание нэпа, о котором мечтал еще Ленин, а именно на ограничение частной торговли, развитие наступления на зажиточных крестьян (в большевистской терминологии — «на кулака»), меры по форсированию создания тяжелой промышленности за счет отраслей легкой промышленности, ориентированной на потребительский рынок. Принципиально это означало, что Зиновьев и Каменев в перспективе хотели бы вернуться к политике Троцкого, но без самого Троцкого. Вскоре после съезда, на Пленуме 2 июня 1924 г., в состав Политбюро были введены кандидатами Дзержинский, Фрунзе и видный зиновьевец, нарком финансов Григорий Сокольников. Руководство ГПУ получило долгожданные подарки: место для Дзержинского в Политбюро и утвержденное Президиумом ЦИК 28 марта 1924 г. «Положение о правах ОГПУ в части административных высылок ссылок и заключения в концентрационный лагерь». Согласно п. п. 1 и 2 этого Положения, Особое совещание при ОГПУ получило право по своему усмотрению любого человека, подозреваемого в контрреволюционных настроениях, без суда и следствия отправлять в ссылку или в концлагерь. Зиновьев, поглощенный подготовкой к V конгрессу Коминтерна, на котором планировал завершить разгром «троцкизма», считал себя безусловным победителем».
Генеральський син, а за сумісництвом революціонер-ленінець, Олександр Нагловський розповідав, що якось, на піку своєї кар’єри Зінов’єв викликав «на килим» Сталіна. Гучно й різко того вичитував. Сталін нипав кабінетом легкою кавказькою ходою, не мовлячи й слова. Його жовтувате, ледь мічене віспою лице. відбивало неприховану нудьгу, ніби цій людині вже все на світі давно остогидло… Сталін так і промовчав, розродившись єдиною реплікою:
– Обдумаю і скажу, – і вийшов від Зінов’єва.
А той прямо-таки оскаженів, та пізно – Сталін уже вбився в колодки…
Дружбани теж хвилювалися. Зокрема Бухарін нагадував Зінов’єву: «Очень боюсь, что Вы увлечетесь победой, тем, что удалось «свалить сверхчеловека», тащащего на неправильные рельсы и т. д. В особенности может затуманить мысль то обстоятельство, что удалась штука, которая не удавалась даже Ильичу… Мы имели в руках весь аппарат. Мы имели печать и т. д. Наконец, мы имели – что очень важно – в своих руках идею единства и преемственности партийной традиции, персонально воплощенную. И все же оппозиция в Москве оказалась довольно значительной, чтобы не сказать больше».
На V конгрес Комінтерну запросили Троцького, щоб він там представив тези опозиції. Той відповів, що підкоряється партійній дисципліні і не бажає виносити внутріпартійні протиріччя на суд Комінтерну. Це сприйняли як неповагу Троцького до делегатів Комінтерну і демонстративну відмову вести дискусію. Конгрес виніс резолюцію «по русскому вопросу», яка осуджувала троцькізм як дрібнобуржуазний ухил.
А Сталін вже у заключному слові на XIV з’їзді точно висловив настрої партійної верхівки: «С чего началась наша размолвка? Началась она с вопроса о том, «как быть с Троцким». Это было в конце 1924 года. Группа ленинградцев вначале предлагала исключение Троцкого из партии. Я имею тут в виду период дискуссии 1924 года. Ленинградский губком вынес постановление об исключении Троцкого из партии. Мы, т. е. большинство ЦК, не согласились с этим (голоса: «Правильно!»), имели некоторую борьбу с ленинградцами и убедили их выбросить из своей резолюции пункт об исключении. Спустя некоторое время после этого, когда собрался у нас пленум ЦК и ленинградцы вместе с Каменевым потребовали немедленного исключения Троцкого из Политбюро, мы не согласились и с этим предложением оппозиции, получили большинство в ЦК и ограничились снятием Троцкого с поста наркомвоена. Мы не согласились с Зиновьевым и Каменевым потому, что знали, что политика отсечения чревата большими опасностями для партии, что метод отсечения, метод пускания крови – а они требовали крови – опасен, заразителен: сегодня одного отсекли, завтра другого, послезавтра третьего, – что же у нас останется в партии? (Аплодисменты)».
Ось такими «братами-розбійниками» були «сини» єлисаветградського степу.
Леонід Багацький